– В кабинете все бумаги по банку хранятся. Прикажете послать за ними?
– В контору? – уточнила я.
– Почему в контору? Кабинет в доме находится.
Я впала в ступор.
– Тогда зачем посылать? Не проще ли в кабинет пройти?
Так и сделали. Устроившись на мягком диванчике в отделанном мореным дубом кабинете, я погрузилась в привычный мир цифры. М-да, убить вас мало за такую отчетность. Мало того, что от руки писано и язык непривычен для восприятия, так еще и составлено небрежно. Ладно, разберемся, я свой хлеб тоже не даром ела. Добравшись до нужной мне графы, я спросила:
– Как фамилия у Николая?
– Покойная сестрица по мужу числилась Ерофеевой, – с некоторой заминкой ответил купец.
Так, смотрим дальше. Получено по чеку двадцать рублей, пятнадцать, двадцать пять… Поманив пальцем мальчишку, я развернула перед ним гроссбух.
– Постарайся вспомнить, ты получал эти деньги?
Оторвавшись от гладящей его по голове Серафимы Павловны, мальчуган, шмыгая носом, присел рядом со мной.
– Это мне дядя велел на краску потратить, здесь я получал для разных нужд хозяйственных… Всего сейчас уже не упомню, но вот эти суммы я в глаза не видел, – он ногтем отчеркнул в таблице три цифры.
– Точно?
Вместо ответа мальчишка истово перекрестился.
– Нашла что-нибудь, Аннушка? – с тревогой в голосе спросила Серафима Павловна.
– Угу… – процедила я сквозь зубы. – Фокус старый, но проверить не мешает… На чековую книжку я могу взглянуть?
Вытащив из кармана уже знакомый мне портмоне, купец извлек из него искомый предмет. Мысленно я поаплодировала неизвестному художнику: настоящее произведение искусства, с нашими безликими книжицами не сравнить. Одно плохо, нумерация страниц отсутствует.
– На сколько листов была книжка?
Петр Трофимович сморщил лоб в напряжении.
– После Рождества новую получал, просил на сотню листов, – неуверенно заявил он.
Ладно, пересчитаем вручную, по корешкам. Вся процедура не заняла и пяти минут. Выписав столбиком все проводки, я удовлетворенно прихлопнула ладошкой по гроссбуху, подняв при этом тучу пыли.
– Все ясно, как божий день! Если верить чековой книжке, то деньги снимались наличными пятьдесят три раза. Если судить по банковским отчетам – семьдесят два. Суммы чаще всего были небольшие, списывали аккуратно, чтобы не вызвать подозрений, но последнее списание на сто пятьдесят рублей выглядит очень странным… Либо обнаглели от безнаказанности, либо здесь что-то другое.
Петр Трофимович ошарашено покрутил головой.
– Анна Васильевна, голубушка, поясни попроще, ничего не пойму, – взмолился он.
– Да что тут неясного, дурень ты старый! – сердито вмешалась Серафима Павловна. – Кто-то получал деньги по поддельным чекам, а вину умело свалил на Николашу… Сам подумай, мальцу какая вера будет, если вскроется все?
Я взглянула на нее с неподдельным уважением. Никогда не подумала бы, что за внешней простотой скрывается столь острый ум. Вот тебе и умение разбираться в людях.
– А чеки-то кто подделывал? – сипло выдохнул купец.
– Завтра и выясним! – мстительно пообещала я. – Но одно могу сказать точно: без служащего банка такую операцию не провернешь… Утром выведем голубчика на чистую воду, можете не сомневаться.
Утро следующего день, как водится, принесло свои неожиданности – я влюбилась до беспамятства.
Правду молвят, что любовь зла.
Безмятежным солнечным утром, сладко потягиваясь на восхитительной пуховой перине, я вздрогнула от внезапно пришедшей в голову мысли – мне опять снился сон. Но скажите на милость, разве так бывает, сон во сне? Не знаю, у кого как, но у меня это случилось впервые. В груди шевельнулся холодок тревоги: а вдруг все не понарошку? Вдруг я и в самом деле неведомым образом очутилась в прошедшей эпохе?
Ладно, не будем поспешать впереди телеги. Наскоро приняв душ, я спустилась в столовую. Все семейство было в сборе, ждали только меня. Купец в тщательно отглаженном костюме, племяш Николя в мятом гимназистском мундире и Серафима Павловна в строгом темно-сером платье. М-да, в своем наспех наброшенном затрапезном халате я буду выглядеть далеко не комильфо. Кто ж знал, что у них принято за стол садиться при полном параде.
Окинув взглядом предложенное меню, я восторженно охнула. Мамочка моя родная, если это завтрак, то что со мной будет через неделю? Нет, дорогие мои, так дело не пойдет. Клятвенно обязуюсь беречь мою новую фигурку! Хотя, вон от той сдобной ватрушки я отказаться не смогу. Можете переехать меня трамваем, но это выше моих сил.
– Как спалось, Аннушка? – мягко улыбнулась мне Серафима Павловна, поднося чашечку тонкого фарфора под медный носик пузатого самовара.
– Премного благодарствую, – я важно надула щеки, пытаясь подстроиться под речевые обороты эпохи.
Лихорадочно порыскав в памяти на предмет известных выражений, я заливисто расхохоталась: кроме "житие мое" и "какое твое житие, пес смердячий" на ум более ничего не шло.
– Помилуйте, Анна Васильевна, с вами все благополучно? – не на шутку встревожился Петр Трофимович.
– Не обращайте внимания! – сдавленно пробормотала я, делая попытку спрятаться за крохотной чайной чашечкой. – Это у меня нервное.
– Нервы беречь надобно, ибо все болезни исключительно по их вине происходят, – рассудительно влез Николя. – Сей непреложный факт медициной давно доказан.
Я вновь прыснула от смеха.
– Не лезь под руку со своими ученостями! – сердито одернул племянника дядя. – Дай человеку почаевничать без суеты… – он бросил озабоченный взгляд на окно: – Уже хорошо забрезжило, пора бы и делами заняться.