Мой милый жандарм - Страница 41

– Аннушка! – вскричал от негодования Петр Трофимович.

– Не время для шуток, на кону ваша судьба, – холодно предупредил я.

Горестно вздохнув, Анна жалобным голоском произнесла:

– Злые вы! Вот помру старой девой, будете знать… – и обиженно надула губки.

Серафима Павловна звонко расхохоталась.

– Ладно… – звонко хлопнув в ладоши, серьезным тоном сказала Анна. – Повеселились и хватит… Не обижайтесь, Йоханн, но мне хотелось проверить вашу реакцию и психологическую устойчивость.

Мысленно поаплодировав изобретательности своей подзащитной, я грустно осведомился:

– Экзамен, если я правильно понял, мною провален?

– Вовсе нет, – обезоруживающе улыбнулась Анна. – Вы достаточно быстро взяли себя в руки… Но хватит об этом, расскажите, что вам удалось узнать.

Пытаясь не упустить ни единой подробности, я поведал обо всех материалах, имеющихся у обвинения. Анна слушала молча, с сосредоточенным видом покусывая губы. Когда повествование дошло до эпизода с пропажей акта изъятия ассигнаций, она вопросительно вздернула бровь, усмехнулась, и что-то едва слышно прошептала.

– Вот, собственно, и все, что удалось узнать, – закончив, я пригубил бокал с коньком.

– Значит, у них есть моя расписка, – с каким-то недоумением повторила она последнюю фразу.

Я молча кивнул в ответ.

– Вся проблема в том, что я не писала никаких расписок.

– Вы уверены? – как можно мягче осведомился я. – Постарайтесь вспомнить, вполне возможно, что нервный стресс от задержания вызвал кратковременную амнезию и…

– Я не писала никаких расписок! – гневно сощурившись, по слогам повторила Анна. – И смею вас заверить, что с памятью у меня полный порядок! И если и был у кого нервный стресс при моем задержании, то явно не у меня.

– Простите великодушно, мне никоим образом не хотелось вас обидеть… – я скрестил руки на груди в примирительном жесте. – Но поверьте моему опыту – любая экспертиза покажет, что расписка написана вашей рукой. В деле имеется план банкротства фабрики, почерк идентичен… надеюсь, вы не будете утверждать, что и план написан не вами?

– План мой, а расписку я не писала, – упрямо заявила Анна. – Вы помните ее текст?

Достав из портфеля карандаш, я быстро набросал на обеденной салфетке:

Настоящимъ собственноручно заверяю, что мною получено двадцать тысячъ рублей въ ассигнацiяхъ.

Анна Васильевна Лазовичъ

– Ага! – торжествующе воскликнула Анна. – Я с этими "ятями" писать-то не умею! Неужели вы не заметили, что стилистика в плане банкротства иная, отличная от расписки, что в нем полно ошибок?

– Заметил, отчего же не заметить… Но обвинение заявит, что ошибки сделаны с умыслом, – меланхолично парировал я. – Обычная практика всех мошенников.

– А расписку, значит, я вдруг решила написать по всем правилам грамматики?! – ядовито возразила Анна.

– Преступникам свойственно ошибаться, – голосом окружного прокурора поведал я. – Увидев крупную сумму, вы в порыве алчности забыли об осторожности, вот и результат.

– Иоханн, голубчик, если Аннушка говорит, что расписка поддельная, тебе следует ей поверить, – мягко вмешалась Серафима Павловна.

– Надо требовать судебную экспертизу! – грохнул кулаком по столу Петр Трофимович.

Посуда жалобно тренькнула, желтобокое яблоко, подпрыгнув, перевалилось через край вазы и отправилось в путешествие по скатерти, сбивая по пути пузатые бокалы.

– Вы говорили, что в этом деле у нас имеется недоброжелатель? – вкрадчиво спросил я. – Некий полицейский чин из Хамовнической части? – и дождавшись ответного кивка, огорченно развел руками: – Тогда у нас нет ни малейших шансов с экспертизой. Три года назад его имя мелькало в материалах секретного расследования, дело было связано с подделкой векселей одного известного банка. Улики против нашего друга были крайне слабыми, дело отправили в архив, поскольку не смогли выйти и на след самих фальшивомонетчиков, они до сих пор гуляют на воле.

– Ты это к чему клонишь? – сердито прогудел Петр Трофимович.

– Проблема в том, что специалисты министерства финансов не смогли отличить подлинные векселя от поддельных. Уровень исполнения был высочайшим. И если расписка – дело рук нашего друга и его старых подельников, то экспертиза нам не поможет. Написать расписку чужим почерком для них сродни детской забаве. Впрочем… – я выдержал театральную паузу, – одна маленькая зацепка все же имеется.

– Говори же, изверг, не тяни жилы! – одним хлопком превратив в кашицу беззаботное яблоко, вскричал Петр Трофимович.

– В расписке нет даты, – буднично поведал я. – А это уже кое-что. И из ее содержания не ясно, за что именно получены деньги. Хотя в нашем случае это несущественно – обвинение непременно заявит, что шантажисты, как правило, не указывают в расписках истинный предмет сделки.

Анна нетерпеливо выхватила у меня салфетку. Пробежалась по тексту, перевела взор на меня, вновь опустила глаза, хмыкнула, зло сощурилась, и ледяным тоном обронила:

– Здесь не только даты не хватает, коллега, нет и еще одной очень важной детали… – сверкнув зелеными глазищами, она с нескрываемым злорадством пообещала: – Вот теперь-то, мои дорогие мошенники, я вас точно сделаю!

Настала моя очередь вчитываться в текст. И лишь спустя долгую минуту меня осенило. Нежно пожав хрупкую девичью ладошку, я уважительно произнес:

– Не совсем понимаю смысл этой фразы, но я вам верю – вы их сделаете! – и со всевозможным почтением добавил: – Мы их непременно сделаем, коллега.

Последнее слово я подчеркнул особо. И отчего-то, глядя в смеющиеся глаза своей подопечной, я не рискнул задать простой вопрос, вертевшийся весь ужин у меня на языке: если злоумышленники, что писали расписку от имени бродяжки, так хитры и предусмотрительны, то чем объяснить столь грубую ошибку в написании отчества? # # 1