– Потому что я в имперском розыске. Если мое фото попадет в газеты, меня немедленно арестуют.
Папарацци побледнел и судорожно дернул кадыком:
– Вы социалистка?
Я с мольбой в голосе пролепетала:
– Она самая… Но я по вашим глазам видно, что вы приличный человек. Поклянитесь, что не донесете на меня!
– Вы требуете невозможного.
– Почему? – искренне удивилась я. – Вам не позволят ваши принципы? Или вы ненавидите социалистов?
Папарацци едва слышно проблеял:
– Не поймите меня превратно, но это все как-то неожиданно…
Наш содержательный диалог был прерван – из совещательной комнаты вернулись присяжные заседатели.
– Готовы ли вы огласить вердикт? – строго вопросил председательствующий.
Старшина присяжных, залихватски подкрутив кавалерийские усы, гулко бухнул:
– Готовы… – и, подслеповато щурясь, зачитал по бумажке: – Коллегия присяжных единогласно постановила… – выдержав паузу, он внимательно оглядел зал, и торжественно закончил: – Признать виновной крестьянку Марфу Дмитриеву в тайном хищении медной лампады, саму лампаду освященной не признавать.
Публика взорвалась рукоплесканиями. Товарищ прокурора, лукаво усмехнувшись, весело подмигнул мне. Вздрогнув от нежданного знака внимания, я не нашла ничего лучшего, чем послать в ответ воздушный поцелуй.
Вспышка магния ослепила глаза.
Деян
– С прибытием, Деян Иванович. Вот взгляни, тебе любопытно будет, – филер грузно опустился в кресло и привычно ухватился пальцами за седеющий ус.
– Не оторви, – столь же привычно посоветовал я, разворачивая протянутую газету. – И что здесь должно меня заинтересовать?
– На первой полосе, – с невозмутимым видом подсказал Ильин. – Чуть ниже репортажа о празднованиях в честь дня тезоименитства племянницы его высокопревосходительства генерал-губернатора.
Пробежавшись взглядом по заголовкам статей, я мысленно чертыхнулся. В нижней части раздела светской хроники ютилась крайне занимательная фотография: товарищ окружного прокурора с улыбкой до ушей и посылающая ему воздушный поцелуй моя недавняя знакомая.
Ильин уважительно хмыкнул:
– Твоя симпатия, Деян Иванович, время зазря не теряет.
– О чем это ты? – недовольно поморщился я на нечаянную оговорку.
Впрочем, к чему лгать самому себе? Симпатия она, милая моему сердцу симпатия.
– Сам посуди, как отреагирует наш милейший прокурор, узрев сей пикантный пассаж?
Я выжидающе прищурился, не понимая, к чему он клонит.
Оставив в покое свой ус, Ильин с усмешкой пояснил:
– Зная крутой нрав господина окружного прокурора нетрудно предположить, что господин коллежский асессор не будет участвовать в деле по обвинению нашей замечательной барышни.
Я от души рассмеялся:
– Пожалуй, ты недалек от истины, Анатолий Николаевич! Жена Цезаря должна быть вне подозрений.
– И ведь как ловко она измыслила! – восхищенно цокнул языком Ильин. – Один невинный поцелуй, пущай и воздушный, и самый опасный соперник в окружной прокуратуре обезврежен.
– Полагаешь, это не случайность? – засомневался я. – Нашу барышню нельзя упрекнуть в простодушии, но не Макиавелли же она в юбке?
– Собственно, какая разница? – безразлично пожал плечами Ильин. – Результат достигнут, остальное не имеет значения.
– Ладно, докладывай, что еще интересного произошло в мое отсутствие. Наблюдение за фигурантами еще ведется?
От расследования я был временно отстранен сроком на месяц. В столице было крайне неспокойно и для участия в масштабной операции по ликвидации революционного подполья стягивались более-менее свободные сотрудники всех губернских охранных отделений. В число счастливчиков, циркулярным указанием временно прикомандированных к петербургскому отделению, попал и ваш покорный слуга.
Собственно, в первопрестольную я вернулся не далее как вчерашним литерным.
Ильин задумчиво пожевал губами.
– Наблюдение ведется, и занимательных фактов выявлено немало, но… – в очередной раз проверив на прочность свои усы, он тяжело вздохнул: – К стыду своему вынужден признаться, что клубочек сей распутать покамест не удалось. Осмелюсь доложить, что дело загадочно до крайности изумительной.
Я вопросительно приподнял бровь.
Ильин шумно поскреб пятерней затылок, и со вздохом признался:
– Ума не приложу, с чего начать.
– С начала, – остроумно предложил я.
– Знать с какого бы начала, глянь, и вышла бы мочала, – по-скоморошьи прогундосил филер. – Словом, с моими орлами конфузия случилась небольшая, а что из нее дальше вышло, пока сам не разберу… – вытащив портсигар, он задумчиво покрутил его в руках. – Перво-наперво мы взяли под надзор адрес на Маросейке, господами из контрразведки указанный. Два дня впустую прошли, на третий – его превосходительство со своей пассией прибыть изволили на наемном экипаже. А далеко за полночь они на разных дрожках разъехались…
Ильин неторопливо прикурил папироску, сладко затянулся, пыхнул сизым дымным колечком, и отсутствующим взглядом уставился в одну точку.
– Дальше! – подстегнул я его.
– А вот дальше-то, Деян Иванович, вся кутерьма и завертелась, – вздохнув горше прежнего, он неспешно продолжил: – Орлы мои разделились. Что за генералом следом пошли, без интереса вернулись, а те, что за девицей – упустили, окаянную. Клянутся, глаз не спускали, я грешным делом не поверил, нагоняй им устроил. Неделю впустую прождали, по адресу никто являлся. В воскресенье опять прилетели голубки. Когда отмиловались, решил я стариной тряхнуть, сам следом за девицей пошел…